Родина моя  в огне -
невидимом, но чувствую  я это,
и  права жить хоть час вчерне -
мы не имеем – нет времени на это.

Наш мир разломан грубо пополам:
Снаружи мед и в сладких масках лица,
внутри людские страхи по углам,
и  много, много лжи,  и сильным быть, как никогда сгодится.

Мне тесен мир – бегущий городской,
 хочу я вырваться из плена

Туда, где тишь полей и чистоты настой,

Где Русь Великая нетленна…

У матери, моей семьи
Меня похитила Чужая,
И на алтарь своей мечты 
Кладу заколотое сердце, прости Родная.

Ромео юный  гибнет, гибнет гений - Пушкин,

Но только  жертва  Прометея  всегда сияет в темноте……

Моя мечта  - смотреть сквозь тучи и

И всех прощу………
И с обожженными руками

Роняя звезды, к вам приду

Зимним вечером в воскресенье Петербург другой – он ленив и никуда не спешит. В вагонах метро вольготно. На остановке “Новочеркасская” в мой вагон вошел молодой человек, и я узнала Диму – доброго, улыбчивого юношу, сына художницы Тамары Семеновой. Мы шли по Невскому проспекту и говорили о жизни, о городе и как здорово было бы уехать на недельку в деревню. Через три дня его не стало. Его слова навсегда остались у меня в памяти.

"….Нет ничего прекрасней родной деревни и своего дома. Я часто вспоминаю избу в деревне под Смоленском, где внутри стоит большая печка. Открываешь низкую скрипучую дверь, делаешь поклон, и вот ты дома. Рядом с тобой - земля, природа. И простые русские люди, которым наплевать на рейтинги, пиар, блоги - какие-то чуждые русскому уху иностранные словечки. Что же так тянет меня в деревню? Корни ли деревенские, или просто романтическая натура или то и другое вместе взятое….

Русскую деревню уничтожают уже столетие. Там уже многого нет, что было.
Но, наверное, в деревне есть что-то такое, что сильнее всех этих "нет". Не знаю, как это назвать. Не знаю… Это выше правильной логики, выше навязанного нам стремления обязательно быть успешными и жить в квартире с евроремонтом, напичканной бездушными дорогими вещами. Я люблю умываться из видавшего виды рукомойника живой водой из колодца. Нет суеты – просто берешь ведро и идешь к колодцу. Ржавая цепь. Помятое оцинкованное ведро, плеск воды в ведре, солнечные блики на ней… Запах воды, пахнущей животворно и такой сладкой на вкус.
Потом выходишь на дорогу и идешь за молоком к знакомой бабушке, у которой еще есть корова. И пьешь молоко, которое наполняет тебя силой невиданной. Вокруг луга с ароматными травами. На излучине реки стоит церковь, легенда о которой передается из поколение в поколение. Она встречает и провожает всех проходящих наклоненными раненными крестами, и грустными - без блеска стекол окнами. И непонятно, что остается в душе - печаль, радость, отчаяние или надежда. Где-то раздался лай, где-то хлопнула дверь - ловишь эти моменты с особым упоением, да, здесь жизнь во всех её проявлениях так ценна! Но всё это происходит на фоне тотальной разрухи и рвет мне сердце. Большинство домов зарастает бурьяном, разрушаясь от одиночества. А ты возвращаешься домой к печке, когда дрова начинают гореть и раздается приятный обещающий тепло треск. Через пару часов большая печь разогреется, и её будет приятно трогать ладонью, ощущая тепло. И главное – ощущение тепла соседства с людьми, которые всегда родные, несмотря на долгую разлуку, потому что мы – родственные души …"

Когда его хоронили - из серой пелены выглянуло солнце, озарив печальные лица людей, пришедших его проводить в дальний путь, и их голов коснулся крылом совсем низко прилетевший голубь. Через девять дней у его могилы случилось чудо - над белым зимним кладбищем вдруг встала в морозном небе вертикалью радуга, и попрощавшись, растворилась в лёгкой дымке